Набоковский роман "Лолита" начисто лишен кинематографической плоти. В нем практически отсутствуют диалоги, которые обычно становятся основой сценария, а описательность лишает основных героев, и особенно Лолиту, поведенческих реалий, так что их надо "заново" - на сценарно-кинематографическом уровне - создавать. Роман многослоен. Он - пародия на сюжеты-инцесты с парадоксальными связками и ирреальной логикой, налицо черты плутовского романа, детектива, лирической прозы. Реальное и воображаемое в нем слиты, пародия прикрывается романтичным и разъедается ироничным... Шарлотта невероятно мешает Гумберту Гумберту, и вот результат - она погибает под колесами автомобиля. Подстроено Гумбертом? Отнюдь. Сконструировано Набоковым. Стареющий профессор Гумберт Гумберт днями и ночами мечтает о девочке-нимфетке Лолите, но фактически это она соблазняет его. В течение двух лет Гумберт тщательно охраняет Лолиту от ее сверстников и молодых мужчин, но в конце концов - именно она сбегает от него, и не с юным красавцем-принцем, а пожилым развратником, и при этом ловко обводит бедолагу Гумберта вокруг пальца. Набоков - мастер. Он заставляет нас поверить во всю эту белиберду, оживляя картонные фигуры расхожих героев настоящими человеческими страстями.
Режиссер Адриан Лайн и сценарист Джерри Кэрол увидели в "Лолите" историю трагической любви 37-летнего мужчины к 12-летней девочке. Обращаясь с текстом, что называется трепетно и нежно, они внимательно следуют за ним, оживляя "рассужденческих" героев рельефными набоковскими деталями. Гумберт из бровастого 14-летнего мальчика превращается в бровастого мужчину; Лолита тщательно и долго чистит зубы (единственное, что кроме комиксов занимает ее надолго и всерьез); Шарлотта демонстрирует будущему квартиранту ванную, где висят ее мокрые штанишки, с которых отвратительно и нудно капает вода. Конечно, жаль, что многое не вошло (и не могло войти!), но фильм от этого, парадоксальным образом, выиграл: он сфокусирован и прочно выстроен. Следуя за текстом и убирая те "ветки и веточки", которые мешали бы расти основному стволу, авторы не впадают и в другую крайность: буквального его прочтения. Им удается передать не только тональность набоковского текста - пейзажами, музыкой, "авторским" чтением (может быть, чуть сентиментальней, чем хотелось бы!) - но и двойственность (тройственность и так далее) смыслов происходящего на наших глазах действа.
Нам является Лолита гумбертовская: чудо природы, миловидная, подвижная, солнечная девочка, источающая неземную прелесть. И Лолита, которую с усмешкой разглядывает Набоков из-за плеча своего героя: неряшливая, с замазанными помадой губами, жующая жвачку, жадная до развлечений, продуманно лгущая, с повадками малолетней шпаны. И ту, и другую Гумберт знает, но первую считает светом своей жизни. Вторая - не очень интересует его. А третья, плачущая в подушку в темноте засиженного мухами номера, пугает Гумберта. Он слышит ее всхлипы, но тенью отходит в сторону. Для меня - это один из наиболее сильных эпизодов. Он длится - секунды (подготовленный мельканием гостиничных номеров, трясущихся кроватей, переездами, так похожими на бегство), но вызывает ощущение, нет, не жалости, а такого нелепо устроенного несчастья, бездомности, лишенности, что Гумберт Гумберт, выбравший "нравственную гигиену невмешательства", окончательно превращается в "пятиногое чудовище", жестокое и низкое.
Джереми Айронс, играющий Гумберта, ни в коей мере не упрощает созданный Набоковым характер. Это Набоков - и совершенно специально - вводит нас в заблуждение рассказами Гумберта о своей красоте, европейской утонченности и редкой учености, которая сводится к писанию никому не нужного учебника по французской литературе для американских студентов. Гумберт - порядком опустошенный человек, и таким он и выглядит в трактовке Айронса: с тревожным бегающим взглядом, замученный собственным воображением, плохо себя понимающий. В нем есть изысканность, "старосветская" учтивость, внешняя доброжелательность и робость, но все это сгорает в "огненном хаосе" воплощенного в реальность "нимфоманства", его преступного сумасшествия.
- Beautiful, beautiful! - восклицает зачарованный Гумберт, когда в первый раз видит Лолиту в тенистом саду, и много раз его голос, глаза, губы, руки будут выражать этот неземной восторг.
- I am sorry, I am sorry! - другой рефрен, который возникает в начале фильма и усиливается по его ходу, чтобы достичь в конце трагической ноты.
Конечно, Гумберт еще и жертва. Доминик Свэйн удивительно точно сыграла Лолитино "прямодушие и лукавство, грацию и вульгарность, серую хмурь и розовую прыть". Лайн и здесь ничего не придумывает: Лолита не дает прохода новому жильцу. Но ее, по всем правилам Голливуда, поцелуи, так же, как и детская развращенность, - любопытства ради. "Это для нее так же просто, как двойная порция сливочного мороженого с горячим шоколадным соусом...". И интеллектуальный европеец Гумберт Гумберт своим звериным чутьем улавливает это. Позже, когда ему надо держать "малолетнюю наложницу в покорном состоянии и сносном настроении", он вводит целую систему проверок, запретов, слежек, денежных поощрений, по сути взяток. (Замечательна сцена "торговли", в ней все разыгрывается словно по нотам. Но Лолита ведет себя отстраненно и умело - как кинематографическая дива, а Гумберт - как влюбленный болван.)
Самое потрясающее, что Лолита не возражает против роли наложницы, она всего-навсего отказывается быть притесненной школьницей-подростком. Об этом - одна из ключевых сцен фильма: ссора Гумберта и Лолиты. Лолита в белой кофточке, тоненькая, нежная, с дивными молочными усиками над верхней губой (примерные американские девочки всегда пьют полезное молоко!) - сама невинность, сошедшая с рекламы. Но как виртуозно лгущая! И Гумберт Гумберт, затравленный собственными страхами, грозный и жалкий, готовый карать и бросаться на колени. Он требует ответа. И получает его. Мне трудно было предположить в этой тонкорукой девочке такой взрыв ненависти, жестокости и отчаяния. Но они накапливаются по ходу фильма - медленно, исподволь, с нарастающим напряжением, как накапливается и Лолитин жизненный опыт. И Гумберт - его источник: не у него ли подучилась она беспомощным улыбкам и ловким манипуляциям, которые выглядят так естественно и невинно. Ей теперь не страшен ни один взрослый, даже такой как Клэр Куилти.
Куилти... Как естественно рифмуется: Quilt-guilty. Нет ничего удивительного, что Лолиточка отдала свое сердце "американскому Метерлинку", лихо кроящему свои пьески из чужого, наворованного то тут и то там... Он был, как признается она сама, единственным мужчиной, от которого она была без ума. Куилти воплощал для нее весь тот волшебный, читай - голливудский, мир, к которому не может не стремиться девочка с шаблонным "до противного" внутренним обликом. Конечно, ей виделось, что Куилти освободит ее из-под невыносимого "отцовского" надзора, но кроме этого ощущала в нем гения, да-да - гения, то есть человека, видящего насквозь. Не то что этот Гумберт Гумберт.
Для Гумберта Куилти - зло. Потому что он не любит Лолиту и уводит ее. Потому что бездуховен, вульгарен, пошл и играет на Лолитиной вульгарности, бездуховности и пошлости. В фильме Куилти (Фрэнк Лангелла) подается то через жирненькую руку, поигрывающую собачьим поводком, то через модные дорогие, очень вызывающего вида ботинки, то в облаке сигаретного дыма... Рассмотреть его по-настоящему мы можем только в сцене убийства. И, надо сказать, он - омерзителен.
Куилти - двойник Гумберта. Для кульминационного эпизода они как бы обмениваются одеждой: Куилти, который всегда ходит в черном, надевает a la гумбертовский халат, а Гумберт облачается во все черное. Убийство Куилти - одна из двух сцен в фильме, которая кажется мне неудачной (другая, менее важная, - в больнице, когда разъяренный Гумберт уж слишком долго стучит головой безвинного доктора по полу). В ней есть некий кровожадный перебор, эксцентричная физиологичность. В романе они приглушаются ироничной словесной игрой. "Большой розовый пузырь, чем-то напоминающий детство..." - пишет Набоков. На экране - пузырь этот получился каким-то маленьким, никакого детства не напоминает и выглядит ужасающе...
Возможно, что именно по контрасту гумбертовское раскаяние - рядом с громкой и несдержанной сценой убийства - выглядит в фильме тише, обыденнее, где-то на грани "сонной реальности". Но и кинематографический Гумберт Гумберт понимает и признает, что нарушил человеческий закон. Его езда по "неправильной" стороне дороги - с этого начинается фильм и этим заканчивается - не только результат потрясения. Это почти графическое подтверждение, что он поехал не туда, не в ту сторону, вопреки жизни.
Гумберт не раскаивается в убийстве Куилти. Он раскаивается в другом, что он разбил жизнь девочке по имени Долорес Гейз. Удивительно, что Набокова обвиняли, в особенности из-за "Лолиты", в отказе от нравственного в угоду эстетическому. Для меня это до сих пор загадка: как можно было не "заметить" многостраничного гумбертовского "плача", его таких искренних слез.
Роман устроен так, что только в самом конце его мы понимаем, что Гумберт Гумберт, загипнотизировавший себя собственными теориями, прозревает: оказывается, он любил не нимфетку-демона, а Лолиту - обыкновенную, да еще и с первого взгляда, "с извечного взгляда".
Фильм сделан по-другому. Еще задолго до его конца - и в этом мне видится кинематографическое решение в стиле Лайна - мы постепенно, от эпизода к эпизоду, постигаем, как отчаянно заблуждается изысканный профессор. В простой человеческой любви - не только его удел, но и кара. Как это часто бывает в детективах, бедный герой все еще мечется в поисках разгадки, которая всем, в том числе и зрителям, давно очевидна. И прозревает ее самым последним.
Да и Лолиточкино равнодушие к иностранному профессору - вовсе для нас, зрителей, не тайна. Ее игривость, поцелуи, жеманство и кокетство - и с каждым кадром это все очевиднее - лишь бедные уловки игры "по правилам". В последней встрече с Гумбертом повзрослевшая Лолита, вспомнив о Куилти, вспыхивает и оживляется. И недоуменно вскидывает бровь на вопрос Гумберта: "А как же он? Любила ли она его?" Ее ответ - пренебрежительное молчание. Что уж тут можно сказать? Разве он сам не понимает! "Лолита" - история трагической любви, вернее - трагедия неразделенной любви. Так у Набокова. Так - и у Лайна.
Инна Броуде (Бостон)
Лолита
"Вестник" №5(212), 2 марта 1999
Теги: Набоков В. В. Люди
|